Хамета Даша
Мир погружён в онлайн: мы знакомимся в интернете, пока заказанную еду доставляет беспилотник. Учимся на онлайн-курсах и работаем дистанционно – сегодня каждый второй фрилансер. Сознание моего поколения, поколения 17-летних, сформировал интернет, а мы этого даже не заметили. Но современную журналистику делаем пока не мы, а иксы и миллениалы: они работают на стыке буквы и цифры. А нам, зетовцам, важно понять, как цифровизация меняет журналистику, потому что нести ответственность за контент придётся нам.
Интернет был не всегда
Двадцать лет назад была аська, люди знакомились на форумах и пользовались модемами. Тогда интернет был дорогим и медленным – такой себе станок Гутенберга. А сегодня, в 2020-м, интернет – это такая же окружающая среда, как и внешний мир. Технологии позволяют публиковать контент в режиме реального времени: новости опережают сами себя. Теперь важна скорость. Новостные издательства соревнуются, и если раньше счёт шёл на дни, то сейчас это секунды. Твит, уведомление, пользователь увидел новость – лайк? Нет, уже нажал сердечко на «Медузе» или «Дваче».
Мы, 17-летние, не читаем – мы листаем ленту в «телеге» и в «инсте». Мы не смотрим телевизор, и кто такие Леонид Якубович и Елена Малышева, знаем из мемов. С родителями мы всегда будто бы спорим: Филипп Киркоров для наших мам и пап – это «Я твой зайчик» и «Почему так жесток снег?», для нас – умело иронизирующих над собой инста-блогер в баленсиагах. Даже образ журналиста Леонида Парфёнова выходит какой-то разный: мой папа пересматривает выпуски проекта «Намедни» на НТВ, а я чекаю его «Парфенон» на ютьюбе. И это не один и тот же Парфёнов.
Двоичный код победил?
О том, как цифровизация меняет журналистику, серьёзно задумались не так давно. В статье «Эксперта» «Дивный информационный мир» журналисты попытались «расчертить всю карту сегодняшнего мира тотальной информации». В ней доктор психологических наук, завкафедрой общей психологии МГППУ Мухамед Кабардов говорит:
Да, читательское восприятие изменилось из-за информационного перенасыщения, но мы не должны этому подчиняться. Люди пока еще не настолько деградировали, чтобы с ними нельзя было говорить длинными умными текстами. Читатель и сейчас может осилить восемь полос последовательного текста. Вопрос только в том, хочет ли. И тут уже самое важное – не размеры текста. Вы знаете, что в двадцатые годы специально изучался язык красноармейцев или, например, язык деревенских детей – чтобы было понятно, как именно с такой аудиторией говорить? Вот и сейчас самое важное – умение журналистов адресно обращаться к своим читателям
Сегодня самое сложное для журналиста – сделать так, чтобы его текст «выстрелил». Читатель постоянно блуждает в обилии статей, лонгридов, подкастов и расследований. Поэтому способность «зацепить» стоит больше всего.
СМИ социальных сетей
В 2018 году на факультете журналистики МГУ собрали первую конференцию «Цифровизация». Модератором выступила декан факультета журналистики МГУ Елена Вартанова. Она изучает проблему цифровых вызовов журналистскому образованию и пишет об этом в своих статьях:
Мы недавно проводили на нашем факультете исследование и выяснили, что для наших студентов основной источник информации – социальные сети. Это заставило нас задуматься. Распространение социальных сетей и активное использование вирусных технологий спровоцировали небывалый рост непрофессионального контента и фейковых новостей
Об уходе журналистики из контролируемой среды в социальные сети говорит не только Елена Вартанова. Соцсети всё чаще воспринимаются не как развлекательная платформа, а как способ получения информации, в том числе новостной.
Социальные сети – это реальный источник новостей, и если мы хотим, чтобы нас услышали и увидели, нам обязательно надо быть там, – отмечает Йоланда Валери, заместитель редактора по социальным сетям Всемирной службы Би-би-си
В 2013-м Павел Дуров запустил «Телеграм». С появлением мессенджера выросло количество микроблогов, некоторые большие журналисты ушли именно туда – как на самую удобную и защищённую площадку. Кроме того, мессенджер позволяет вести блог анонимно. Теперь общественность узнаёт новости не от федеральных сми, а буквально изнутри: свои телеграм-блоги ведут фээсбэшники, чиновники и депутаты.
Понятие «новость» тоже трансформировалось. Новостная лента – это не список из событий и сенсаций, которые произошли вот только что. Она максимально индивидуальна: там и музыкальные релизы, и подкасты, и криминальная сводка, и мемы с котами. Современному читателю необходимо знать всё и сейчас. Тренды сменяют друг друга с поразительной скоростью: то, что вчера было интересно всем, завтра может никого не волновать. Недавно были модными лонгриды: мы читали материалы в 20 тысяч знаков. А уже сегодня аудитория заинтересована в видеоконтенте. Возникает закономерный вопрос: а что нам делать-то?
Что нам остаётся делать?
Размышляя о будущем СМИ, мне представляются диаметрально разные картины: репортажи в VR-режиме или возвращение к традиционной журналистике, конец эры телевидения или роботы-корректоры? Но говорить о ближайших десятилетиях кажется глупым: мы не знаем, что случится сегодня вечером.
Ясно одно: никто больше не задаётся вопросом «возможна ли жизнь без интернета?» Эта тема давно ушла и из школьных сочинений: все принимают правила интернет-игры и под новую реальность подстраиваются. Социальные сети создают нашу ежедневную картину мира, а всё киберпространство формирует среду, в которой нет разделения на онлайн и офлайн: мы говорим и переписываемся «мемчиками», играем в покемонов и пользуемся виртуальными валютами.
Постепенно люди учатся платить за контент. Стали популярными подписки: если наши бабушки выписывали свежие газеты, то мы оплачиваем подписку на «Дождь». В умной ленте всё чаще появляются подкасты. Люди слушают их в машине, на кухне и пробежке. Можно подписаться на истории о чём угодно: нейробиологии, русской литературе, культуре 90-х или истории афганской войны.
Выходит, наша реальность, разделённая между онлайном и офлайном, – это новая норма: мы все наполовину в сети. Моё поколение выросло в интернете и собирается работать там же, поэтому сегодня факультеты журналистики начинают готовить специалистов «нашего времени», которые живут в цифровом пространстве и умеют в нём же и создавать контент.
